- Иду! Иду! - донесся из-за тына женский голос. - Не слышала, кур кормила.
Створка ворот поползла в сторону, впуская гостей.
-Мира в пути, обережники, - хозяйка подворья, чуть посторонилась, пропуская вершников. - Случилось чего?
- Мира в дому, Ясна, - поприветствовал женщину ратоборец.
Он был молод, статен и хорош собой, однако русые волосы и бороду уже тронула седина. Следом въехал на гнедой лошадке колдун - темноволосый, но при этом с такими светлыми глазами, что они из-за смуглой кожи, темных бровей и ресниц казались незрячими бельмами. Сторожевики так и прозвали его промеж себя - Слеп, хотя в миру он был просто Велешом. Этих двоих на заимке видели часто и не раз они останавливались здесь на ночлег, а потому были свои, почти родные.
- Идите в дом скорее. Замерзли, поди, - торопила Ясна. - Метёт-то как! Случилось чего, что в непогодье такое по требам поехали?
Она обеспокоенно смотрела на путников.
- Случилось, - кивнул Велеш, спешиваясь. - Ходящие случились. Вот, в Верёшки ездили, на обратном пути решили к вам заглянуть, хоть обогреться.
Женщина покачала головой.
- Проходите, проходите. Сейчас на стол соберу.
- Славен-то дома? - спросил колдун, поглаживая коня. - Или опять по лесу бродит?
- Да что ты, какой лес! - замахала руками женщина. - Вон, в бане. С утра хлев чистил, теперь моется. Пока светло-то.
Обережник кивнул, неторопливо расседлывая лошадь.
Проводив приезжих в дом и накрыв на стол, хозяйка отправилась кликать мужа и заканчивать свои хлопоты.
Когда, спустя четверть оборота, дверь в сенцах хлопнула и распаренный Славен появился на пороге, гости как раз заканчивали трапезу.
- Мира в дому, - кивнул ратоборец. - Как ты не утолщал ещё на эдаких щах, какие твоя Ясна готовит, а?
Славен улыбнулся. На вид ему можно было дать весен тридцать пять - лицо чистое, без морщин, светлые волосы, светлые брови, почти белые ресницы, а глаза темные, им бы с Велешом поменяться очами, вышло б в самый раз:
- Мира! Хороши щицы, Елец? - весело спросил хозяин у воя.
- А то! - расплылся тот в ответ. - А у меня Лада знатные блины печет.
Хозяин заимки хмыкнул. Обережник любил молодую жену, опекал, как ребенка, и, как ребенком любимым же, гордился.
Наконец, и колдун отложил ложку, сказал:
- Щи, блины... Сегодня нам и солома за радость была б. Как собаки бездомные - голодные, озябшие, никак не отогреемся.
Славен снова улыбнулся, забросил на печь тулуп, в котором пришел, и сказал:
- Вовремя приехали, вон, как вьюжит. Сами-то в баню не хотите?
- Сил уже нет, - ответил ратоборец и добавил: - Славен, ты б дровишек принес, а то промерзли мы. До сих пор поколачивает...
Мужчина потянулся обратно за тулупом и проворчал:
- Так говорю ж, в баню идите. Но подтопить надо, что верно, то верно.
И он, набросив на плечи одёжу, направился к выходу, однако у самой двери замер с нелепо вытянутой вперед рукой. Будто на невидимую стену наткнулся.
Застыл.
Плечи напряглись.
А потом хозяин медленно повернулся к сидящим за столом гостям.
Колдун смотрел на него тяжелым взглядом и молчал. Ратоборец крутил в пальцах нож, словно девка веретено, и задумчиво глядел на тускло поблескивавший клинок, острый кончик которого упирался в лавку.
- Не получается? - сочувствующе спросил Елец, не поднимая впрочем глаз. - Не пускает? Велеш, если круг обережный чертит, ни одна тварь не переступит.
Наузник, сидящий напротив своего сотрапезника, продолжал неотрывно глядеть на Славена. Тот молчал. Окаменел и смотрел по-волчьи.
- Что глазами жжёшь? - снова спросил вой, не отрывая взора от ножа. - Схожу-ка я и, правда, в баню. Ясну встречу.
С этими словами он поднялся из-за стола. Хозяин дома от этого простого движения рванулся вперед - удержать. Но снова налетел на невидимую преграду и побелел, как береста.
- Хранителями молю, не тронь жену ... - попросил он. - Человек она.
Обережники переглянулись.
- Не знает ничего, - торопливо продолжил Славен. - Дай ей спокойно в избу прийти, не пугай. Я всё, что хотите сделаю, только Ясну не обижайте.
Мольба в его осипшем голосе было столь сильна, а страх за жену столь непритворен, что Елец буркнул:
- Не обижу, ежели сама не кинется, - и вышел.
Мужчина проводил его встревоженным недоверчивым взглядом и вновь повернулся к колдуну:
- Велеш, вы же все тут бывали не по разу. Пушнину брали, ночевали. Зачем, как со скотиной со мной? Сейчас жена придет, пройдет через этот круг и не заметит, я тебя жизнью молю, выведи меня, будто в баню идем. Слово даю - убегать не стану. Только ей... не говори ничего, я с тобой, как человек всегда был, так и ты со мной тоже человеком останься.
Наузник некоторое время молчал, не отводя взгляда от собеседника, а потом медленно кивнул. Он и сам до конца не мог поверить, что Славен - Славен! - которого в сторожевой тройке почитали почти своим, оказался Ходящим. Это не вмещал ум, отторгала душа... И тяжело от нового знания было обоим - и человеку, сидящему за столом и тому, кто стоял напротив него, скованный силой обережного круга.
Мужчинам казалось, будто время остановилось. Ясна все не шла и не шла, не возвращался и Елец. Славен беспокойно поглядывал то на дверь, то на колдуна, светлые глаза которого и впрямь казались ему теперь слепыми.
А метель выла за окном, бросала в стены снегом...
Но, наконец, в сенях раздались шаги. Вошла румяная, укутанная в заячий полушубок женщина. Из-под платка выбивалась ещё влажная прядь волос, круглое курносое лицо было румяным и счастливым.
- Никак отобедали? - улыбнулась она, отряхнула занесенную снегом одёжу и прошла мимо мужа к вбитому в стену колышку. Повесила шубку, обернулась:- А ты что стоишь тут, как прибитый, а?