Тот поспешно прибавил шагу.
Его вели туда же, куда и прошлый раз - в покои Охотника, которого здесь называли Главой. Юный пленник не помнил, чтобы кто-то прежде вселял в него столь дикий ужас. Глаза у мужчины были, как гвозди, смотрит на тебя и будто взглядом к стене приколачивает. Вот и нынче. Уставился, словно броситься хочет. У Ходящего даже колени ослабли. Захотелось плюхнуться на лавку и сжаться там в комок. Нельзя. Не разрешали. И он стоял, жалко сутулясь.
- Я хочу знать, где сейчас твоя стая и что там происходит.
Человек глядел пристально и зло. Не собирался жалеть. Не хотел сочувствовать.
- Я... - юноша закашлялся. - Я попробую.
Он зажмурился.
Клесх наблюдал. Лицо кровососа напряглось, по нему прошла едва заметная дрожь. Несколько мгновений пленник молчал, а потом открыл глаза и сказал:
- Они в Лебяжьих переходах.
- И что там?
Ходящий перемялся с ноги на ногу и виновато сказал:
- Не знаю. Просто они там. И всё.
Ему показалось, будто глаза того, кого называли Главой, потемнели.
- Сколько их? - негромко спросил мужчина.
- Не знаю, - Белян развел дрожащими руками, - не знаю, господин. Я могу видеть очень мало. Очень. Больше может рассказать только тот, кто там был, а я... вижу урывками. Защита вокруг этого места сильна. Она не дает дотянуться.
- Уведи его в мертвецкую и упокой, - равнодушно сказал Глава кому-то, кого пленник до этой поры не заметил - сидящей в дальнем углу женщине в сером одеянии.
Незнакомка легко поднялась на ноги.
- Топай, - она толкнула Ходящего в плечо. - Живее, ну.
Белян вцепился в запястье той, которой предстояло исполнить страшный приговор:
- Госпожа, не надо! Не надо! Умоляю! - он бухнулся в ноги женщине, даже не заметив того, что расшиб колени о каменный пол. - Не надо! Простите! Я, не лгу, я, правда, не могу! Не надо!
Бьерга застыла, потому что визжащий в отчаянье кровосос обхватил её колени и уткнулся в них носом. Колдунья перевела растерянный взгляд на Клесха. Лицо того по-прежнему было каменным.
- Не ори, - обережница дернула паренька за волосы. - Вставай!
- Нет, нет, нет!!! - он так крепко обхватил её ноги, что женщина покачнулась.
- А ну хватит! - Клесх грохнул ладонью по столу, так, что лежащие на нём берестяные грамотки подпрыгнули.
Белян скорчился на полу, подвывая:
- Я всё сделаю, всё...
- Ты бесполезен.
- Нет! Я... я могу позвать того, кто всё знает! Я могу позвать!
Глава поднялся на ноги и шагнул к пленнику:
- Ишь ты...
- Я... я позову своего вожака. Он знает... Только не убивайте!!!
Колдунья передернулось от жалости и отвращения. Белян решил, она его сейчас ударит, но вместо этого женщина больно схватила полонянина за ухо. Несчастный заскулил. По лицу покатились слезы.
- Вот же, теля глупое, - покачала головой обережница, - и как тебя угораздило-то таким стать, а?
Он плакал, размазывая слёзы по щекам.
- Зови.
- Нынче? - голос пленника был сиплым.
- Нынче.
Он снова зажмурился и стоял так на коленях едва не четверть оборота. Из-под ресниц катились слезы. Быстрее, быстрее, быстрее...
- Не слышит. Он меня не слышит, - в глазах Беляна уже не было страха, только глухое смирение. - Я не могу... Оградительная черта на совесть сделана. Не получается.
Клесх и Бьерга переглянулись.
- В мертвецкую, - только и сказал Глава.
Плечи приговоренного окаменели.
- Я не виноват, - шептал юноша. - Не виноват.
Как они не понимают? Что он сделает, если защита Переходов так сильна? Столько Осенённых в одном месте! Взять хоть Цитадель, тут тоже Сила потоками льется на протяжении веков. Так ведь и в Переходах Дар тратят не менее щедро.
Белян стоял, опустив голову, а Клесх наблюдал за пленником - спина сгорблена, в лице ни кровинки, губы перекошены от едва сдерживаемого рыдания, слёзы падают и падают. Не врет.
Убить его?
Не так уж много у них Ходящих в казематах, чтобы раскидываться. А этот к тому же Осенённый, мало того, Дар видит, да и согласен на всё, до того боится боли и смерти. Жизни его лишать глупо. Знай себе, пугай. Но дашь слабину, поймет, что угрозы Главы пустые, что грош им цена, тогда уж не жди пользы.
- Хватит рыдать, - оборвал тихие всхлипывания Клесх. - Какой от тебя толк?
Пленник вскинулся и в отчаянье выкрикнул:
- Я знаю ещё одного Осенённого! Он рассказывал нашему вожаку про Переходы. Я... я попытаюсь... может услышу его... Он вряд ли мне отзовется, нас не связывает кровь, он меня не кормил, но он кормил того, кто... кто сделал меня таким. Я попытаюсь.
Глава усмехнулся:
- Пытайся.
Белян снова закрыл глаза.
Женщина в сером одеянии села на лавку и неторопливо раскурила трубку. Юноша почувствовал запах дыма, вдруг ощутил, как болят разбитые колени, понял, что сильно устал и глубоко презирает самого себя, подумал о том, что если и сейчас ничего не получится, то эта самая женщина, годящаяся ему в матери, отведет его в подземелья, туда, где холодно и пахнет прелью, а там...
Он очень-очень старался. Но по лицу Главы так и не понял - доволен тот или по-прежнему считает его бесполезным.
* * *
- Свет ты мой ясный! - раздался звонкий голосок.
Донатосу сразу же захотелось вжать голову в плечи. А выученики, что были в покойницкой, побледнели, застыли и, кажется, перестали дышать.
- Чего тебе, Светла? - тяжело вздохнул колдун.
- Так поесть принесла, родненький, ты ж, вон, опять в трапезную не ходил, - зачастила девка и поставила на стол кособокую корзинку.
Крефф едва заметно повел бровями и выучей сдуло.
Подлетки колдуна блаженную любили от всей души, ибо с её появлением наставник почти всегда либо сам уходил, либо их отсылал - и то, и другое было великой благостью. Поэтому парни дурёху пестовали и опекали. Пару дней назад и вовсе случилось в Цитадели неслыханное - вышли за конюшнями стенка на стенку выучи-одногодки. Колдуны сшиблись с ратоборцами. Хотя, какие там колдуны и ратоборцы? Смех один, едва по две весны отучиться успели. Но рожи поразбивали друг дружке знатно. А из-за кого? Из-за дуры скаженной, которой один из выучей Ольста отвесил напутственного пинка за то, что крутилась под ногами. Да ещё и подзатыльником наградил, покуда из сугроба поднималась, дескать, нечего тут мельтешить.